Интерьеры

Мебель эпохи оптимизма

31 августа 2019

Мебель эпохи оптимизма

Советская мебель 60-х — 70-х годов стала предметом охоты любителей винтажа.

В «Винтажном центре», недавно открывшемся на Даниловском рынке в Москве, стоят вперемешку старые тяжелые резные стулья из мореного дуба и мебель «современного стиля» из 60-х. Продавцам привычней дубовая мебель, но покупатели, к их удивлению, равнодушно проходят мимо нее. Зато кресла 60-х годов разлетаются как горячие пирожки. Детство многих из нас прошло среди этой мебели, ее облик нам хорошо знаком. Но о ее истории мы знаем мало.

Дизайнеры мебели в СССР были хорошо осведомлены, что происходит в мире

 

Мы воспринимаем бытовые предметы узнаваемого стиля 60-х годов как часть своей семейной и бытовой истории. И еще, может быть, — как часть политической истории. Легкая мебель светлых тонов, как и поэтические вечера в Политехническом, обложки журнала «Юность», фильмы, снятые по сценариям Шпаликова на черно-белую пленку, — атрибут «оттепели», часть ее «светлого мифа». Но эти предметы принадлежат также и к другой истории — истории дизайна.

Юрий Случевский, Александр Белорусский (ЦМКБ, Моcква). Мебельный набор К58-103 на выставке Всесоюзного конкурса на лучшую мебель, 1958 (вторая премия)

В 2011 году один человек избавлялся от старой мебели, и я купил у него трюмо и два стула. На трюмо обнаружилась карандашная надпись — 1963. Вероятно, около этого времени были куплены и стулья. Они сделаны в ЧССР, на них сохранились этикетки с логотипом «Лигна». Гораздо позже я узнал, что их автор — Освальд Гердтль, сделавший в 50-е годы несколько интерьеров венских магазинов и кафе (из которых один сохранился). Стул, который он спроектировал (к сожалению, другой модели), хранится в Музее современного искусства в Нью-Йорке. Так легко, как предыдущий владелец, я с этими стульями не расстанусь.

К. Бломериус, Б. Зингер (САКБ Мосгорисполкома), мебельный набор К58-115 на выставке Всесоюзного конкурса на лучшую мебель, 1958 (третья премия)

Вообще, советская мебель 60-х годов, как свидетельствуют этикетки на нижних поверхностях стульев, царгах кресел и изнанке шкафов — обычно не советская по происхождению. Предметы из московских, ленинградских, киевских квартир того времени произведены чаще всего в странах Восточной Европы — ГДР, Чехословакии, Польше, Румынии, реже Венгрии и Югославии. Встречается и финская мебель. Предметы местного производства не составляют и четверти от общего количества. Советский жилой интерьер 60-х годов, так хорошо знакомый нам по детским воспоминаниям, такой, казалось бы, родной, в основном состоял из импортной мебели.

Кафе-ресторан Volksgarten в Вене по проекту Освальда Гердтля, 1959

До середины XX века страны Восточной Европы играли важную роль в мировой истории интерьерного искусства. Но когда опустился «железный занавес», их контакты с западными соседями сократились. А поскольку историю дизайна создавали кураторы и хранители западных (в основном американских) музеев, дизайн середины — второй половины XX века в странах — сателлитах СССР долго оставался в этой истории белым пятном, которое начинает заполняться только сейчас.

Современный покупатель хочет, чтобы мебель была старой, но выглядела как новая.

А дизайн там был прекрасный. После разделения Германии в ее восточной части оказалась легендарная дрезденская фабрика «Хеллерау», колыбель Веркбунда, где в 50-е работали выпускники Баухауза Ханс Эрлих и Сельман Сельманагич (его кресло из гнутой фанеры часто встречается в республиках бывшего СССР). Чехословакия сохраняла преемственность с богатейшей традицией мебельной индустрии Австро-Венгерской империи. Деловые связи с Австрией сохранялись и в эпоху холодной войны, что делало возможным лицензионное производство на чехословацких фабриках мебели, спроектированной Освальдом Гердтлем в Вене. Молодые дизайнеры Чехословакии — Мирослав Навратил, Франтишек Ирак, Иржи Ироутек, Антонин Шуман — блистали на выставках рубежа десятилетий, особенно ярко — на брюссельской Всемирной выставке 1958 года. Чехословакия тогда привлекла такое внимание прессы и собрала столько наград, что интерьерный стиль, известный в США как mid-century modern, чехи и сейчас называют «брюссельским».

Стулья, Франтишек Ирак, Чехословакия, 1950-е

В СССР в конце 50-х годов разворачивалось грандиозное строительство типовых домов с маленькими квартирами. Помещения в них были настолько меньше, чем раньше, что мебель, выпускавшаяся тогда советскими фабриками, попросту не помещалась в них. Нужна была новая мебель, и всего за несколько лет советские дизайнеры спроектировали сотни ее моделей, которые, судя по фотографиям в журналах и выставочных каталогах, выглядели очень достойно. Благодаря командировкам и выставкам иностранной мебели, которые в СССР с середины 50-х годов проходили регулярно, дизайнеры нашей страны были хорошо осведомлены о том, что происходит в мире. Лучшие образцы советского фарфора периода «оттепели» (например, статуэтки Левона Агаджаняна, работавшего на Рижском фарфоровом заводе) сделаны под сильным впечатлением от чехов и поляков. Исключительно хорош фарфор тех лет, особенно мелкая пластика, балансирующая на грани абстракции: статуэтки Ярослава Ежека для завода в Лучках в Чехословакии, Любомира Томашевского и Хендрика Едрасяка для Хмелёвского завода в Польше.

Кресла дизайнера Мирослава Навратила, Чехословакия. Премия Всемирной выставки в Брюсселе 1958 г

Рассчитанная на массового покупателя мебель проектировалась дешевой. Соединения на шипах заменяли винтовыми, массив дерева — фанерой. Квалифицированного ручного труда требовалось минимум. Из-за этого валовые показатели у мебельных фабрик неизбежно падали, даже если предметов они производили больше. Поэтому их администрация не жаловала передовой дизайн, и новая мебель в СССР, по крайней мере до середины 60-х, не производилась массовыми тиражами. Это не позволяло отладить технологии, и те предметы, что все-таки удавалось выпустить, часто сделаны на удивление грубо. Детали соединяются винтами с избыточным запасом прочности, из-за чего мебель бывает чудовищно тяжела. Ручки дверец вращаются вокруг своей оси. Деревянные поверхности, скрытые от глаз, угрожают пытливому исследователю занозами. Это хороший дизайн, но, как правило, плохо сделанные вещи.

Фарфоровая статуэтка «Сюзанна в бане», Любомир Томашевский, 1959

Впрочем, у некоторых советских заводов культура производства была на высоком уровне. Точнее, у прибалтийских. В 60-е годы Прибалтика была для СССР «внутренним Западом». По кривым улочкам германских городов большинство советских граждан прогуляться и не мечтали, поэтому бродили в основном по таллинским, а вместо венских и парижских кафе сиживали в вильнюсских. Дизайнеры мебели тоже были вовлечены в эту игру: проектировать вещи, которые будут в метрополии предметом вожделения, стало для них делом престижа. И у них получалось: московские дизайнеры 60-х годов были очарованы прибалтийскими интерьерами и мебелью. Эта мебель, правда, в основном в Прибалтике и осталась, и теперь ее чаще можно встретить в продаже в еврозоне, чем у нас. Однако два гарнитура рижских фабрик встречаются в России.

Фарфоровая фигурка «Марабу», Хендрик Едрасяк, 1959

Как уже говорилось, история интерьерного дизайна середины XX века в Восточной Европе пишется только сейчас. В 2011 году, когда я покупал в Москве пару чешских стульев, о том, что их автор Освальд Гердтль, не знали и в самой Чехии. Энтузиасты из Восточной Европы, коллекционеры винтажной мебели, в последние несколько лет провели большую работу, установив авторство многих привычных предметов, о которых раньше и не думали, что у них есть какой-то дизайнер. Да и представить себе еще пять лет назад, чтобы румынские кресла и югославские подсервантники продавались по таким ценам, за какие они уходят сегодня, никто не мог. Люди, которым старая мебель доставалась в наследство, воспринимали ее как обузу и были рады избавиться от нее за символическую плату, а то и «за самовывоз». Их много и сейчас, но рынок стерегут профессиональные продавцы, быстро скупая все ценное. Но даже очарованный винтажной мебелью современный покупатель хочет, чтобы она хоть и была старой, но выглядела как новая. Лак с нее беспощадно соскабливают и заменяют новым, наполнитель и обивку тоже меняют. Более бережная реставрация обошлась бы существенно дешевле. Парадоксально, но вещи растут в цене за счет того, что лишаются самого ценного — потертостей и царапин, свидетельствующих об их почтенном возрасте, обивочной ткани, полвека назад снятой с производства, конского волоса в наполнителе — и становятся похожи на современные копии самих себя, выполненные в новых материалах.

Говорят, что растущий спрос на винтажную мебель — часть стратегии «осознанного потребления». Мне кажется, уместней говорить о присвоении. Современный горожанин отчужден от мира: он плохо помнит, как выглядят предметы, окружающие его в быту, дома не отличает друг от друга и не замечает подмены, когда на месте старого появляется новый. У него есть страсть к приобретению, но нет привязанности к самим вещам, для него они — лишь инструменты социализации. Но происходит пробуждение, и горожанин узнает, что каждый предмет имеет возраст и судьбу. По-настоящему владеешь лишь тем, что любишь, а любить можно лишь то, что знаешь.

У некоторых восточноевропейских торговцев винтажной мебелью (например, Nanovo, Design Robot, Patyna) есть свои сайты, но большинство просто размещает объявления о продаже на международных платформах вроде Pamono, Vintage, Design-market. С этих сайтов черпают сведения и российские торговцы винтажной мебелью, основа коллекций которых — импорт советского времени. Цены они выставляют, ориентируясь на восточноевропейский рынок. Стулья Антонина Шумана и Мечислава Пухалы стоят сейчас в Москве столько же, сколько в Праге и Варшаве.

Поиск и продажа винтажных вещей — не единственное занятие продавцов. Большинство из них еще и профессиональные реставраторы. Обычно у них нет ни шоурума, ни сайта, а информацию они распространяют в соцсетях (у всех есть аккаунт в «Инстаграме»). Самые известные продавцы в Москве — Александра Аргунова, Дина Гусева, Мария Водолацкая

Автор: Артем Дежурко (галерея «Палисандр»)